I
Шли из станицы в город на заработки два бедных казака – Степан и Епифан – и жаловались друг другу на свою насчастную судьбу.
– И что за жизнь такая постылая! – говорил Епифан. – Посмотришь на людей – и в такой-то благодати живут они: у них и лошадки, и коровки, и барашки, и курочки! В амбарах-то полны закрома пшеницы, в саду – яблоки, виноград, на бахчах – арбузы и дыни, а у тебя нет ни синь-пороха, и, если не заработаешь полтинника, то хоть с голоду помирай: никто не пожалеет!
– Это уж так, – подтвердил Степан, – люди только о себе и заботятся, а нет того, чтобы человека из беды выручить. Примерно, у тебя – две черкески, а у меня – одна, да и та в лохмотьях, вот ты и дай мне крепенькую черкесочку.
– Как же, дадут – ожидай! – засмеялся Епифан. – Нет, – сказал он, – черкеска – пустяки, а вот, если бы Бог послал мне найти пять тысяч, – вот это так! И знаешь, что я тогда сделаю?
– А что?
– Первым делом – дом построю и женюсь, потом насажу виноградник, заведу лошадей, коров, стану торговать, а денежки буду складывать в сундук.
– А товарища своего так и оставишь втуне? – Спросил Степан.
– Какого это товарища?
– Да меня-то! Неужели же и тысченки не дашь на обзаведение хозяйством? А?
– Ну, это дудки! Сказано, брат: на чужой каравай рта не разевай!
– И пяти сотен не даш?
– Одной копейки не дам, потому – только одному дай, а там двадцать человек явятся, и каждый станет просить, а я не солнце, всех не обогрею.
– Свинья же ты после этого, скот не чувствительный!
– Что же ты ругаешься, дурак?!
– Я и колотить буду…
– А ну, тронь…
– И трону, что ж, ты думаешь, побоюсь? На, вот получай…
И Степан ударил кулаком товарища, а тот ответил ему тем же, и началась драка. Возможно, что кончилась бы она убийством, если бы не подъехал к ним одностаничник Семен, который вез в повозке на продажу бочку чихиря. Остановил он лошадь и кинулся к казакам.
– Стойте, братцы, опомнитесь! – закричал он, разнимая их. – По какой такой причине вы затеяли молодецкий бой? Клад ли нашли и не можете его разделить, или же богатство попалось вам?
Перестали казаки драться, принялись вытирать полами черкесок свои окровавленные лица.
– Клад не клад, а похоже на него, – сказал Епифан.
– Богатство – не богатство, а что-то вроде него было, – подтвердил Степан.
– Ничего не понимаю, братцы, – сказал Семен, – толком расскажите, что у вас тут произошло?
– Дело простое, дядя Семен, – промолвил Епифан и рассказал обо всем, что случилось.
Изумился Семен: еще ни разу не приходилось ему встречать подобных глупцов. Поднял он с дороги увесистый булыжник, да и высадил им дно в бочке, из которой чихирь так и хлынул.
И воскликнул Семен, указывая рукой на чихирь:
– Пусть вот так побежит моя кровь, если только на свете найдутся люди глупее двух этих болванов!
А чихирь бежал, бежал, и скоро бочка стала порожней.
К этому времени опомнился и Семен.
– Эхма, – почесал он затылок, – чихирь-то зря пропал! А все вы виноваты! – накинулся он на казаков.
– Мы тут при чем? – спросил Епифан. – Разве мы просили тебя выбивать дно в бочке?
– Вы виноваты! – кричал Семен. – Не встреть я вас, не случилось бы беды со мной!
– Сам виноват, пустая башка! – кричал Семен.
Заспорили казаки, кто из них прав, кто виноват, подняли крик, шум и не заметили, как подошел к ним уже не молодой чеченский мулла, у которого лицо было в ссадинах, а голова обмотана тряпками.
– Селям-алейкюм, добрые люди! – сказал он.
– Алейкюм-селям, мулла, – отвечали казаки.
– О чем спорите, добрые люди? — спросил мулла.
– А вот о чем, – отвечал Семен и рассказал, что произошло у него с казаками.
Выслушал его мулла, сложил молитвенно руки на груди, поднял глаза к небу и произнес с умилением:
– О, всемогущий Аллах, благодарю тебя, что на свете не я один глупец, а есть люди глупее меня!
– А разве с тобой, мулла, что-нибудь случилось? – спросили казаки.
– Ох, – вздохнул мулла, – случилось, добрые люди, такое случилось, что и до смерти помнить буду.
– Расскажи, сделай милость…
– Отчего не рассказать? Расскажу, – проговорил мулла. – В своем ауле я пользовался известностью ученого и умного человека, – начал он. – В доме у меня была школа, в которой я обучал детей арабской грамоте. Неделю тому назад ученики, игравшие на дворе в альчики, прибежали ко мне испуганные и сказали, что они сейчас видели в кувшине шайтана. А надо вам сказать, добрые люди, что у меня среди двора вкопан такой большой кувшин, что в нем легко могут поместиться два человека. Не веря ученикам, я все же пошел на двор, заглянул в кувшин и на дне его увидел чье-то страшное лицо. «Вы правы, дети, – сказал я ученикам, – в кувшине, действительно, сидит шайтан». И вслед за тем начал я читать заклинания, кричать на шайтана, но он и не думал выходить наружу. Тогда я решил влезть в кувшин и изгнать духа тьмы и злобы, а ученикам приказал взять палки и быть наготове: как только покажется из отверстия кувшина голова, быть по ней, что есть силы. Влез я в кувшин и, вместо шайтана, нашел на дне его немного воды, в которой и отражалось мое лицо, показавшееся мне таким страшным. Стал я вылезать на свет Божий и только высунул голову, как на нее посыпались палочные удары. Снова упал я на дно кувшина и уже не помню, как жена вытащила меня из него и уложила в постель. Потом сбегала она за хакимом. Тот, осмотрев меня, сказал, что для лечения моих ран мне необходимо отправиться в город, куда я теперь и держу свой путь.
– Ишь ты, ведь какая чудесная история! – сказал Епифан и засмеялся.
– Смеяться тут нечему, – заметил Семен, – а лучше заплати мне за чихирь…
– Это еще с какой стати?
– А с такой, что благодаря вашей глупости, я разбил бочку!
– Что толковать попусту? – сказал Епифан. – Вот мулла – посторонний человек, пусть он нас рассудит.
Мулла подумал и покачал головой.
– Нет, – сказал он, – тут без настоящего судьи не обойдешься – в город надо ехать.
– В город, так в город! Едем, братцы! – весело вскричали казаки и полезли на повозку, но бочка мешала им усесться.
– Сбрасывай ее! – закричал Епифан.
– Как это «сбрасывай»? – сказал Семен. – Бочка, поди, денег стоит. Мулла, что ты на это скажешь?
Мулла опять подумал и сказал:
– Когда решается важное дело, то нечего думать о бочке.
– Верно, – согласился Семен, – умные речи приятно и слушать. Сбрасывай, братцы, эту дрянь!
Сбросили казаки бочку, уселись. Сел с ними мулла и поехали в город.
II
Остановились они на городском базаре, и всем им хотелось кушать, а денег ни у кого не было. Правда, был у муллы рубль, но он берег его, чтобы потом купить лекарства.
Епифан почесал затылок и проговорил:
– Вот беда, нет денег ни на обед, ни на ночлег. Как быть, мулла?
– Дело самое легкое, – сказал мулла. – Надо продать лошадь и повозку, тогда мы будем все сыты и переночуем на постоялом дворе.
– Верно! – вскричали Степан и Епифан, а Семен покачал головой.
– Не, я не согласен, – сказал он. – Как же это я останусь без повозки и лошади?
– Послушай, – проговорил мулла, – мы приехали в город для того, чтобы решить, кто из вас троих поступил по-честному. Так?
– Так, – ответил Семен.
– Если же так, – продолжал мулла, – то скажи, что для человека дороже: повозка с лошадью или же честь? Думаю, что честь…
– Правильно! – вскричал Епифан. – Повозка и лошадь – дело нажитое, о них нечего тужить, но честь, дядя Семен, дело иное: ею надо дорожить!
– Что правда, то правда, – согласился Семен и продал повозку и лошадь.
Все четверо пообедали в харчевне, вечером пошли ночевать на постоялый двор, а утром отправились к судье.
Вошли в камеру и поклонились судье, а тот едва глянул на них, закричал:
– Знаю, знаю: обоюдная драка! Подрались, голубчики, рожи исковыряли друг другу? Х-хорошо же, я вас проучу: за драку в публичном месте и за нарушение общественной тишины приговариваю каждого к шрафу в десять рублей и к трем рублям судебных издержек каждого. Довольны решением? Что? Довольны? Вот и отлично. Давайте деньги! Ну, живо!
Испугался Семен и, сломя голову, бросился бежать из камеры, а за ним – мулла, Степан и Епифан.
– Стойте, мошенники! — закричал судья и бросился вслед за ними.
Семен бежал сначала впереди всех, но потом мулла, несмотря на свою болезнь, обогнал его и помчался как скаковой конь. Судья был тоже резвый человек, не отставал от казаков и не переставал вопить:
– Караул! Ловите, держите мошенников: они казенные деньги утащили!
Всполошилась вся улица. Отовсюду сбегался народ. Купцы оставили торговлю и выбегали: кто с железным аршином, кто с чугунной гирей в руках, а мясники бежали с топорами и ножами. И в скором времени громадная толпа мужчин, женщин, детей бежала за судьей и казаками, и каждый из бежавших кричал:
– Лови, держи!
А бродячие собаки подняли громкий лай и вой.
Неизвестно, долго ли продолжалась бы эта погоня, если бы мулла не споткнулся о полено, которое бросил ему под ноги выбежавший со двора дьякон.
Упал мулла, а на него один за другим повалились казаки и судья.
Тут-то народ и окружил их. Но так как никто не знал, в чем они виноваты, то в толпе начались распросы о том, что это за люди и зачем надо было их ловить?
Один купец, старичок с седой бородой и железным аршином в руках, сказал:
– Это – воры, шатаются по магазинам и воруют. В прошлый понедельник они украли у меня штуку ситца. Топить их! – крикнул он и вытянул судью аршином по спине.
– Топить, топить! – закричали со всех сторон, и очень могло быть, что казакам, мулле, а заодно и судье пришлось бы распрощаться с белым светом, если бы вовремя не явился на место происшествия полковник с солдатами и полицейскими.
– Что за сборище?! Расходись! – закричал он. – Что за люди? – указал он рукой на судью, казаков и муллу, которые уже поднялись и испуганно, как затравленные волки, озирались по сторонам.
Повернулся судья лицом к полковнику, и тот узнал его.
– А-а… господин судья! Вы как очутились тут? – спросил он.
– Ради казенного интереса, полковник, – отвечал судья. – По тринадцати рублей полагается с каждого… Казна не должна терпеть убытка…
– Я больше потерпел убытка, – перебил его Семен, – у меня пропали чихирь, бочка, лошадь, повозка.
– Я с испуга здоровье потерял, – сказал мулла. – Я могу заболеть и умереть, а у меня – жена, дети…
– Нам честь дороже денег и всего прочего на свете! – закричали Епифан и Степан.
– Ничего не могу понять! – сказал полковник. – Но дело, видимо, важное, и пусть разбирает его сам генерал.
Взял он под арест казаков, муллу, судью и повел их к генералу, а за ним повалил народ.
III
А генерал уже давно смотрел на сборище в подзорную трубу и, увидев, что народ валом валит к нему, сбросил с себя халат, надел полную парадную форму и вышел в канцелярию, куда в скором времени явился полковник с арестованными.
– Попались, голубчики! – проговорил генерал и пальцем, на котором был золотой перстень, погрозил арестованным. – Разбойничать задумали? А? Фальшивые рубли чеканить начали? Начальство захотели не признавать? А? Постойте же, я вам пропишу ижицу! Однако, – обратился он к полковнику, – что же такое на самом-то деле случилось?
– Ваше превосходительство, – сказал полковник, – тут дело очень необыкновенное, только я еще не узнал, в чем оно заключается. Но одно могу сказать, что тут пахнет чем-то нехорошим. Вот и судья замешался в эту прелестную компанию.
– А вот мы сейчас узнаем, – проговорил генерал. – Ну, вы, негодяи, рассказывайте! – крикнул он на арестованных.
– Ваше превосходительство! – сказал судья. – Казна не должна терпеть убытка: с каждого полагается по десяти рублей штрафа и по три рубля судебных издержек.
– Ваше превосходительство! – перебил Семен судью. – Я больше потерпел убытка: чихиря лишился, бочки, лошади и повозки.
– Ваше превосходительство! – сказал мулла. – Я сперепуга могу заболеть и умереть, а у меня – жена, дети…
– Нам, ваше превосходительство, честь дороже денег и здоровья! – сказали Епифан и Степан.
– Ничего не понимаю! – воскликнул генерал, посмотрел на полковника, на своего секретаря и развел руками. – Какие-то чихири, бочки, лошади, штрафы, здоровье, честь… Что за чепуха?
Полковник пожал плечами: и я мол, ничего не понимаю, а секретарь сказал:
– Осмеливаюсь доложить вашему превосходительству, что, по мнению моему, следует допросить тех, кто первый начал это дело.
– Ты прав, братец, – отвечал генерал и, обращаясь к арестованным, спросил: «Кто из вас заварил эту кашу?».
– Мы заварили, ваше превосходительство, – сказал Епифан и Степан.
– Ну, вот вы и рассказывайте! Кто из вас речистее?
Епифан, назвавшись речистым, начал рассказывать.
Слушал его генерал, слушал и засмеялся.
– Дур-р-рак ты, братец мой, – сказал он Епифану. – И товарищ твой тоже дурак. Ну, следующий… Кто там?
– Я, ваше превосходительство, – отозвался Семен и начал рассказывать.
Кончил он свой рассказ и захохотал генерал.
– Ха-ха-ха! Вот дураки! Вот ослы! – говорил он.
– Ха-ха-ха! – вторил ему полковник. – Удивительные ослы, ваше превосходительство!
– Хе-хе-хе! – дребезжал козлиным голоском секретарь, а судья потихоньку улыбался.
Потом рассказал о себе и мулла.
Тут уж генерал схватился за бока и стал так хохотать, что закашлялся, и слезы выступили у него на глазах.
– Ах, дурак, дурак, – говорил он сквозь слезы. – И уже не молодой человек, на вид почтенный, а все же дурак. Не правда ли, полковник?
– Совершенно верно, ваше превосходительство, – отвечал полковник.
– Ну, – сказал генерал, вытирая платком слезы, – посмотрим, каков судья. Начинайте, сударь.
– Ваше превосходительство, – проговорил судья, – тут произошла прискорбная ошибка. Я думал, ваше превосходительство, что эти люди подрались между собой и пришли ко мне жаловаться. В виду этого, я на основании закона, приговорил каждого из них за обоюдную драку и нарушение общественной тишины к штрафу в десять рублей и ко взысканию с каждого трех рублей судебных издержек. Они бросились бежать, а я за ними, потому что не хотел, чтобы убыток казне произошел. Но, оказывается, я ошибся, потому что…
– Потому что ты дурак, хотя и судья, – подхватил генерал. – Ха-ха! Каков молодец, полковник! Мало ему штрафа, так он ухитрился еще и судебные издержки примазать! Гра-ха-ха-ха-ха!
И принялся генерал хохотать снова, и от этого хохота трясся у него живот, тряслись на груди ордена и эполеты.
Хохотал и полковник, а секретарь попрежнему дребезжал.
– Ах, дураки! Ах, остолопы! – кричал генерал. – Ха-ха-ха!
– Ах, дураки! – говорил полковник. – Хо-хо-хо!
– Умора! Ей Богу, умора, – посмеивался секретарь.
Нахохотавшись вдоволь, генерал окончательно вытер слезы.
– Н-да-а, – проговорил он, – произошла смехотворная история!
В это время на дворе послышался громкий шум.
– Что там такое? – строго спросил генерал, прислушиваясь.
Полковник поспешно вышел из канцелярии и, вернувшись, сказал генералу, что народ спрашивает, скоро ли будут топить в реке арестованных?
– Топить? – удивился генерал. – За что же их топить?
– Народ, ваше превосходительство, уверен, что арестованные – грабители, воры, поджигатели, одним словом, самые негодные люди, сказал полковник.
– Ха-ха-ха! – захохотал генерал. – Вот ведь какую кашку заварили вы, голубчики, – сказал он арестованным. – Пойдите, полковник, успокойте народ, передайте ему все, что вы здесь слышали… Впрочем, постойте… Мне пришла в голову счастливая мысль опубликовать эту историю во всеобщее сведение… Итак, полковник, скажите толпе, чтобы она разошлась: завтра обо всем она узнает из «Ведомостей» – завтра все, все будет напечатано…
Исполнив приказание генерала, полковник спросил его:
– А как прикажете, ваше превосходительство, поступить с арестованными?
Генерал задумался.
– Судью освободить, – сказал он, – как никак, а все он – свой человек, да и судебных дел запускать нельзя. И внушите ему, полковник, чтобы в другой раз он не бегал бы по улицам. Что же касается остальных молодцов, то надо воздать каждому по заслугам его… Впрочем, все они хороши, а потому посадите всех их в клоповник на сутки: авось, поумнеют! До свидания, полковник!
– Счастливо оставаться, ваше превосходительство!
IV
По уходе полковника с арестованными генерал сказал секретарю:
– Приготовься, братец, писать…
Секретарь сел за стол, взял лист бумаги и перо.
– Готов? – спросил генерал.
– Так точно, готов, ваше превосходительство.
– Ну, пиши… гм… Жили-были на свете четыре дурака… Написал?
– Так точно, написал, ваше превосходительство… Но осмеливаюсь доложить, что всех дураков было пять: вы сами изволили назвать судью дураком…
– Ах, да! Верно, братец, верно: судья – пятый дурак. Зачеркни написанное и пиши снова… или лучше – изорви этот лист и возьми новый… Пиши: жили-были на свете пять дураков… Впрочем, знаешь ли что: мне не нравится такое вступление – точно сказка, тогда как мы хотим описать истинное происшествие. Как думаешь, братец?
– Совершенно согласен с вашим превосходительством…
– Вот и отлично! Возьми новый лист и пиши: в один прекрасный, весенний день… весенний день… Написал?
– Так точно, написал, но осмеливаюсь доложить вашему превосходительству, что в настоящее время на дворе осень.
– Ах, да! – воскликнул генерал и хлопнул себя ладонью по лбу. – Как же это я упустил из вида? С деревьев листья давно уже осыпались, зима на носу, а мне ландыши да соловьи мерещатся… Хе-хе! Ну, бери новый лист и пиши: в один прекрасный осенний день шли по дороге пять дураков… Написал?
– Так точно, написал, но осмеливаюсь доложить вашему превосходительству, что сначала шли два дурака.
– Да, это верно, – сказал генерал и вдруг рассердился. – Что же ты, братец, поправляешь, когда уже напишешь? Разве я могу все упомнить в этой дурацкой истории? Позвони-ка…
Секретарь позвонил в колокольчик.
В канцелярию вошел лакей и вытянулся в струнку.
– Чашку кофе и трубку! – приказал ему генерал.
Лакей принес требуемое и удалился.
Генерал сел, стал курить и прихлебывать кофе.
– Гм, – произнес он и усмехнулся. – Знаешь ли, братец, что в голову мне пришло?
– Не могу знать, ваше превосходительство, – ответил секретарь.
– Такая мысль пришла, – продолжал генерал, – что если бы всю эту нелепую историю в стихах описать? А? Я думаю, вышло бы очень недурно? А? Как думаешь?
– Точно так, ваше превосходительство, но к несчастью, я не умею писать стихов…
– Что за беда?! – сказал генерал. – Ведь и я не умею, но отчего не попробовать? Гляди, что-нибудь и выйдет… Вот этак бы, например… А ну-ка возьми новый лист… да скорее, братец, не возись, как медведь… Готов? Ну, жарь: раз осеннею порой два дурака по дороге шли, и ничего они не нашли… Написал? Вот, видишь, и рифма: шли и не нашли… Ну-ка, прочти, как там вышло?
Секретарь откашлялся и громко прочитал:
«Раз осеннею порой два дурака по дороге шли,
и ничего они не нашли»…
– И ничего они не нашли, – повторил генерал и хлебнул кофе. – И ничего они не нашли… Гм… Как будто бы неуклюже вышло, да на первый раз простительно… Итак, значит, два разбойника, то бишь, два дурака ничего не нашли на дороге… Ну, а дальше-то как? А? Вот тут-то и загвоздка… Ты что-нибудь придумал, братец?
– Никак нет, ваше превосходительство…
– Что же это ты не стараешься? Не все же один я буду работать! – рассердился генерал. – Гм… шли и не нашли… Ну, а дальше-то как? Тьфу! – плюнул он и так ударил трубкой об пол, что она разлетелась на самые мелкие части. – Брось! – сказал он сердито секретарю. – Не надо… Изорви все, что написал! Совсем не генеральское дело стихи писать… Хм… шли и ничего не нашли… Чепуха и больше ничего… Да! Ступай себе – ты свободен… да скажи там полковнику, чтобы выпустил на волю тех дураков… И, смотри, не болтай о том… ну, вот о том, что мы тут писали… Конечно, серьезного тут нет ничего… так — шалость, проба пера, но все же смотри, не болтай…
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – сказал секретарь и, придя домой, обо всем рассказал своей жене, а та рассказала своей куме, а от кумы и пошло гулять сначала по городу, а потом по станицам и по всему свету...
Сказку рассказывали в станицах Терской области,записал собиратель фольклора Евгений Баранов.