You are currently viewing <strong>ПОРТРЕТ</strong>

ПОРТРЕТ

Жили в одной станице муж и жена, и так они любили друг друга, что расстаться не могли: по целым дням в хате сидели и один другому в глаза заглядывали.

– Я без тебя, муженек милый, и одной минуточки дыхнуть не могу – все бы около тебя сидела и на красоту твою любовалась! – говорит баба мужу, а сама его чмок-чмок в губы.

А муж-то рад, губы растрепал и ухмыляется: вот, мол, какую хорошую жену мне Господь послал, просто золото-баба! Любовь любовью, но нужно ведь когда-то и работать, не то и с голоду недолго умереть. Так и этому казаку понадобилось в лес по дрова съездить, пшеницу на мельницу свезти, скотину убрать… Да мало ли работы по хозяйству найдется, только успевай делать! Да с бабой ему расстаться уж очень-то не хотелось. Пригорюнился он, бедняга, и чуть не плачет. Испугалась жена: уж не заболел ли ее муженек?

– Что с тобой, мой милый? – спрашивает она.

Рассказал ей муж, в чем дело. Рассмеялась в ответ баба и говорит:

– Не горюй, муженек! Я придумала, как нашему горю помочь. Поедем с тобой в город, спишем с себя портреты, и когда настанет время нам расстаться, то я отдам тебе свой     портрет, а ты мне свой. Вот, хоть и не вместе мы будем, а все же будем друг на друга смотреть.

Развесил уши муж да знай одно – удивляется: «Вот, дескать, какая у меня жена умная, как это она все ловко придумала. А еще говорят люди: баба дура! Нет, брат, шалишь! Если бы им такой ум, как у моей женушки, так сказали бы: слава тебе, Господи!

– Хорошо, – говорит он, – едем в город!

Приехали они в город, сняли с себя портреты и вернулись обратно домой. Собрался муж ехать в лес по дрова, нацеловался он вволю с женой, отдал ей свой портрет, а ее взял с собой и тронулся в путь-дороженьку. Едет он, а сам глаз с женина портрета не спускает, бросил и лошадью править. И чуть было вместе с ней под кручу не загудел, да спасибо, Господь спас – лошадь вовремя остановилась.

Приехал он в лес, принялся лошадь распрягать, а сам все на портрет смотрит и уж насилу-насилу распряг ее. Пристроил он на пеньке портрет и как только раз стукнет топором по деревцу, то сейчас же бежит на портрет взглянуть. Стукал он, стукал таким манером и едва только к вечеру возишко дров нарубил. А как начал он дрова на воз укладывать, лошадь запрягать, так та же потеха с портретом началась.

Наконец-то, кое-как собрался он ехать домой. Пристроил меж дров портрет, едет и смотрит на него.

Шел по дороге ему навстречу прохожий какой-то, так себе – старичок седенький. Остановился он и говорит:

– Здравствуй, добрый человек, путь-дорога тебе!

– Спасибо, дедушка! – ответил казак, а сам все на портрет смотрит.

– А что это, милый человек, у тебя на возу, картинка, что ли, какая пристроена? – спрашивает старик.

– Какая картинка? – говорит казак. – Это портрет женин, а ты – «картинка»! Хамье необузданное!

– К чему же он, портрет-то этот? – опять спрашивает старик.

– А вот к чему, – ответил казак и рассказал, в чем тут дело заключается.

– Ха, ха, ха! – принялся хохотать старик и за бока схватился. Нахохотался он вволю и опять спрашивает казака:

 – Что ж, ты и в самом деле думаешь, что жена уж очень тебя любит и не обманывает, а?

Взбеленился казак после этаких слов, с воза соскочил и старика за шиворот сгреб.

– Какое ты имеешь право жену мою порочить? – кричит он, а сам его так-то за шиворот трясет. – Да скажи ты мне еще хоть одно слово про жену, так я тебе, старому дьяволу, все ребра попересажу. Ишь, шляются по свету проходимцы разные да еще в чужие семейные дела вмешиваются! Пошел, пока цел!

Толкнул казак старика так, что тот кувырком от него полетел и чуть было не растянулся на дороге.

Оправился старик и опять подошел к казаку.

– Ты постой, не буянь! – проговорил он. – Кричать тут да драться зря нечего, здесь ведь лес, а не общественная сходка. Я тебе о деле хотел поговорить, а ты кулаки в рожу тычешь. Нешто это порядок?

– Ну, говори! Что ты там еще скажешь? – сердито ответил казак и приготовился слушать.

– Видишь ли, – начал старик, – бабы – народ очень хитрый, продувной, и доверять им ни в чем нельзя. Сейчас она тебе одно поет: и милый, и друг любезный, и такой-сякой, сухой-немазаный. А чуть отвернись ты – она уже другую песню запела: дружка милого под бочок да и пошла с ним разные планы разводить, целуется-милуется да над мужем-дураком потешается. Знаю я это бабье очень хорошо! То же вот, может, и жена твоя: ты вот бельмы свои на портрет вылупил, а у нее в это время, может, друг любезный сидит. Я не знаю, может, твоя баба и на самом деле хорошая женщина, а только все же присматривать за ней не мешает: Бог знает, что у нее на уме… Я тебе вот про что говорю, а ты точно с цепи сорвался, орешь «не порочь мою жену!» да чуть было не задушил меня.

Послушал, послушал казак да и думает: « А может, старик и правду говорит… Скитается он везде по свету: мало ли разных штук насмотрелся?»

– А знаешь, старичок, – говорит он, – хотелось бы мне посмотреть, что моя жена теперь поделывает, да так, чтобы она этого не знала. Ты, как я замечаю, человек с головой, не посоветуешь ли мне, как это устроить?

– Что ж? – отвечает старик. – Сделать это нетрудно. Сворачивай воз с дороги!

Свернул казак с дороги, подошел к старику. Стукнул его старик кулаком по затылку, и он враз из человека сделался козлом, да таким большим, лохматым, с длинными рогами. Привязал старик веревку за рога козлу и пошел с ним в станицу.

Разыскал он хату казака, вошел во двор, увидел хозяйку и говорит:

– Здравствуйте, тетенька!

– Здравствуйте, дедушка! – отвечает хозяйка. – А для какой это надобности  вы с козлом зашли ко мне на двор?

– Да, видите ли, тетенька, человек я странний, приюту нигде не имею, так нельзя ли мне с козликом у вас у вас ночку одну переночевать?

– – Нет, нет! – затараторила баба. – И с чего это вы взяли, добрый человек, чтобы к себе в дом ночлежников пускала? Ведь у меня же не постоялый двор, да к тому же и мужа нету дома. Пусти я вас ночевать, что тогда соседи  скажут? Она-де такая, она сякая: муж со двора, а она разных гостей к себе принимает… Нет, нет! У меня приюту не имеется… Идите себе с Богом!

Бабешка этак-то отвечает старику, а сама все на улицу поглядывает, точно кого-то к себе поджидает. Заметил это старик и говорит:

– Может, тетенька, вы потому меня на ночлег не пускаете, что кого-нибудь к себе поджидаете? Так я человек старый и ни в чем вам не помешаю.

Рассердилась баба на старика за такие слова.

– Да за кого же ты меня принимаешь? Что бы я к себе гостей пускала, когда мужа дома нет? – вскричала она. – Я ведь не какого-нибудь распутного поведения, а мужняя жена… Убирайся со двора, а не то, так я тебя живо вилами попру!

Слышал козел разговор жены со стариком и думает: «Так, женушка, так! Хорошенько пробери его, чтобы он понапрасну не порочил тебя».

– Простите, тетенька, ради Христа! – говорит старик и шапку перед бабой снял. – Я и не думал вас обидеть, а сказал только так, по своей глупости. Ведь недаром же умные люди говорят: старый что малый. Так же и я: что ни взбредет мне в башку, я то и бормочу, а о том и не подумаю, что, может быть, это и неприятно людям. Дурак я, и больше ничего.

– Это правда, – засмеялась баба. – А ночевать тебя все-таки не пущу, уж как ты там не проси меня.

– Ну, – говорит старик, – если меня не пустите, то дозвольте переночевать хоть козлу. Сам-то я уж как-нибудь выпрошусь у людей на ночлег, только вот с козлом мне как быть, право, не знаю. Эх, связался я с ним себе на горе! Сам маюсь да еще и людей в грех ввожу. Видите ли, тетенька, козел-то этот не простой, а особенной породы. Поручил мне один купец привести его к нему, сказал: «Ежели ты мне его испортишь или он там от чего заболеет, так лучше в гроб живой ложись». Ну что мне с ним делать? Оставить его на дворе опасно, того гляди, украдут, а не то дождь пойдет, намокнет он, простудится и заболеет. Уж вы, тетенька, дозвольте переночевать ему в хате, ради самого Господа! – просит старик, а сам чуть не плачет.

Разжалобилась баба. «А что, – думает она, – чего бедный человек из-за козла горе будет терпеть? Пущу козла в хату, места он за ночь не перестоит».

– Что же, – говорит потом она старику, – пусть козел остается в хате. Да только смирный ли он у тебя?

– О, не беспокойтесь, пожалуйста, тетенька! – ответил старик. – Он такой смиренный, что смирнее и быть не может.

Ввел старик козла в хату, привязал его в углу за гвоздь, попрощался с бабой и ушел.

А баба начала суетиться: стол чистой скатертью накрыла; водки, вина, закусок разных понаставила; в хате все поприбирала, пол подмела, сама перед зеркалом причепурилась (накрасилась, причесалась, принарядилась, то есть привела себя в порядок – ред.). Не сидится ей в хате: выбежала на двор, посмотрит на улицу, да опять в хату, а потом опять на улицу.

«Эге-е, так вот оно что», – подумал козел и стал примечать, что дальше будет.

Через некоторое время приходит в хату дьячок.

– Здравствуйте! – так-то важно говорит он бабе.

Баба так и заюлила перед ним и как сорока затараторила:

– Ах, здравствуйте! Милости просим садиться, хлеба-соли откушать! Очень, очень благодарна вам, что не забываете нас. Садитесь, пожалуйста!

Не знает баба, на какое место дьячка посадить, как умаслить его, а сама так и заглядывает ему в глаза.

Разгладил дьячок рукой свою бороду, осмотрелся кругом.

– А зачем, примерно сказать, такое животное в хате у вас, когда ему самим Господом определено находиться на дворе? – спрашивает он и рукой на козла указывает.

– Да это один странний человек, старик, вымолил-выпросил у меня пустить в хату козла переночевать. Козел, говорит, заграничной породы; так боюсь, говорит, на дворе он может простудиться, – отвечает баба.

– А, – говорит дьячок, – это совсем другое дело. Да, действительно, есть такие козлы особенной породы, которые не переносят холодного воздуха. Что ж, пусть ночует, помешать-то он нам, я полагаю, не может.

– Конечно, не может, – отвечает баба, а сама улыбается.

Засел дьячок за стол, а баба не знает, как и угодить ему: какой водки или вина налить, какой получше кусочек положить. А дьячок пьет-ест да все бабу похваливает.

– Золотые, – говорит он, – у вас ручки: все-то вы так сумеете приготовить, что пальчики оближешь!

 А баба-то как будто застыдилась и говорит:

– Да уж вы наговорите, только на смех поднимаете. Разве же я могу по вашему вкусу приготовить? – говорит она это, а сама рада, что ее хвалят.

Выпил дьячок еще рюмки три-четыре водки, и в голове у него зашумело, вскинул он глазами на бабу и говорит:

– После доброго винца нужна и добрая закусочка. А нет лучше закуски, как если бы удостоили меня в ваши алые губки поцеловать.

А баба опять как бы застыдилась.

– Уж вы, – говорит, – выдумаете! А сама чмок-чмок дьячка в губы!

– Ах, как это превосходно! – вскричал дьячок. – Поди и мужа так-то сладко целуете, а?

Фыркнула баба и даже как будто рассердилась на дьячка за этакие слова.

– Вот еще что выдумали! – говорит она. – Стану я такого остолопа целовать! Его место на огороде чучелой быть да воробьев пугать.

Взяла она с окошка портрет мужа, подала дьячку и говорит:

– Ну, сами посудите, можно ли целовать такую образину?

Посмотрел-посмотрел дьячок на портрет и головой помотал.

– Да, – говорит он, – неказист у вас муженек! Ничем не взял – ни красотой, ни умом.

Взяла баба из рук дьячка портрет, плюнула на него и бросила на окошко.

– На такую пакостную харю только плевать можно, не целовать! А вот вас от всего сердца поцелую!

И принялась она тут целовать дьячка, да так часто, что дьячок не успевал и губы обтирать…

Смотрел-смотрел на все это козел, да уж очень-то ему обидно  стало, не вытерпел он и заорал во все горло: «Ме-ме-мее!» Да так-то он жалостно закричал, что даже у пьяного дьячка на душе как-то нехорошо сделалось.

А баба подскочила к козлу, кричит на него:

– Цыц, треклятая тварюка! Цыц, отродье дьявольское! Чего ты, анафема, горланишь? Чего тебе надо?  Схватила она кочергу и давай охаживать его по бокам…

Наутро пришел за козлом старик. А баба в хате уже все прибрала, печку затопила, обед стряпает.

– Спасибо вам, тетенька, за ночлег, – говорит он. – А что случаем спросить вас, спокойно ли мой козлик ночевал?

– Какое спокойно! – отвечает баба. – Кричал все, какой-то он у тебя блажной, если бы знала, так не пустила бы в хату.

«Эге, – подумал старик. – Значит, что-то было, не стал бы он зря кричать». Попрощался он с бабой и ушел с козлом в лес. Здесь стукнул он козла по шее кулаком, и вмиг козел превратился опять в человека.

– Ну, что ты теперь скажешь? – спросил старик казака.

А тот от стыда не знал, куда и глаза девать: молчит, ни слова не говорит.

– Вот то-то оно и есть! – сказал старик. – Ты вот сначала узнал бы хорошенько, что за птица твоя жена, а тогда бы и заступался за нее. Так-то, милый человек… Ну, прощай!

Ушел старик, а казак сгреб с воза портрет женин и в клочки изорвал, запряг лошадь и поехал домой. Идет он и все лошадь погоняет, хочется ему поскорее добраться до двора и с бабой-изменницей по-своему разделаться.

Подъезжает он ко двору своему и видит, что из хаты баба выбежала и портрет в руках держит. Подходит она к воротам такая радостная, веселая и с портрета глаз не сводит. Начала ворота отворять да все с портретом возится.

Нахмурился казак, что туча дождевая. Зло взяло его на жену, да стерпел он – хотел посмотреть, что дальше будет. А баба отворила ворота, идет к возу и в портрет так и впилась глазами. Взглянула она на мужа да как вскрикнет:

– Приехал, мой милый, приехал! Ох и соскучилась я по тебе, голубчик!

Подошла она вплоть к возу и пуще прежнего взвизгнула:

– Вот, мой милый! Вот, моя радость, солнце ясное, мой месяц золотой! – точно и на самом деле ей приятно видеть мужа. И тянется она к мужу, чтобы поцеловать его. Взбесился казак, вскочил с воза да как шарахнет бабу в ухо: та так с ног и сгорела. Поднялась она с земли, принялась голосить да приговаривать:

– Ой, да что же с тобой случилось? Что тебе попритчилось? Да какой же это злодей на тебя хворобу напустил? Кто между нас зло посеял?

Еще пуще взбеленился казак, сгреб он бабу за косы и давай таскать по двору.

– Признавайся, кто у тебя прошлую ночь в гостях был? Кого ты водкой да вином угощала? Говори, не то убью, как собаку! – кричит он.

– А вот тебе забожусь, а вот тебе заклянусь, что никого у меня не было, – вопит баба.

Бил казак ее, бил, да так ничего и не допытался от нее!

Сказку рассказывали в станицах Терской области,

записал собиратель фольклора Евгений Баранов.

Добавить комментарий