Жили себе старик со старухой ни бедно, ни богато: в завтрак хлебали уху, в обед жевали вареную требуху, а ужин им был не нужен. Детей у них не было.
Вот раз старик и говорит своей старухе: «А что, старая, придет пора-время, силушки у нас с тобой не будет, некому будет нас и из-за стола высадить, на печку посадить. Без детей плохо: придется охать». Затужил, загоревал старик, что нет у него сынка. А старуха как ни в чем не бывало: пряжу прядет, по воду идет, хату метет – все хозяйство ведет.
Вот раз, а потом другой и третий раз, старик заметил, что за обедом старуха каждый раз кладет на стол лишнюю ложку и лишний ломоть хлеба. Старик спрашивает старуху, зачем она это делает – лишнюю ложку да ломоть хлеба кладет на стол.
– А, видишь ли, старый, – отвечает старуха, – народился у нас с тобою сынок Иванушка, да он теперь так мал, что его не видно, а пить-есть просит. Для него я и кладу лишнюю ложку и лишний ломоть хлеба.
Вот раз сели старуха со стариком обедать, да забыла она положить на стол третью ложку. Только старик за хлеб да к ложке, а кто-то из-под окошка как закричит:
-Батенька, а мне?
– Кто ты такой? – спрашивает старик.
– Ваш сын Иван-малыш. Когда ты, батюшка, ел кныш (пирог – ред.) с горошком и уронил под пол крошку горошку, я из вареной горошинки и родился.
Сильно обрадовались старики своему сыну. От радости не знают, где посадить его и сажают его за стол. А Иван-малыш был такой крохотный, что уселся на краю чашки да горстью и хлебает уху. Поели старики, помолились Богу и собираются лезть на печь, а Иван-малыш и говорит старику: «Ну, батюшка, мне не приходится с вами сидеть на печи да есть калачи, хлебать с вами уху да жевать требуху. Пойду-ка я на работу да потружусь в охоту. Денег сколочу да и к вам прикачу, чтоб жили вы безбедно: спали мягко, ели-пили сладко, чтоб по праздникам у вас были со сметаной пышки, а по будням с маком коврижки».
Выехал Иван-малыш на стариковой лошади пахать поле. Пашет только знай, борозду за бороздой отсчитывает, да недоглядел как-то и перепахал дорогу. Ехал по той дороге богатый барин да как раз на том месте, где была дорога перепахана, чуть было свою бричку не поломал и остановился.
Рассердился барин, взял у своего кучера кнут и пошел по борозде, чтобы хорошенько отхлестать того пахаря, какой перепахал дорогу. Увидал барин Ивана-малыша да и забыл, зачем пришел: так ему понравилась его работа. Стал он звать его к себе в работники и спрашивает:
– Что ты еще умеешь делать, малыш?
– Да я, барин, – отвечает Иван-малыш, – вчера только родился, пока только этому делу (пахать) научился. Как росту у меня прибудет, так все сделать могу – хоть оглоблю, хоть дугу. У меня, барин, на большое дело ученья – час, а малое – так пойму зараз.
– Так пойдешь ко мне по хорошей цене?
– Дозволь, барин, я сбегаю сперва к батюшке, спрошусь у него.
– Садись со мной и поедем к твоему отцу вместе.
Сели и поехали. Дорогою барин хватился – нет Ивана-малыша. Сунул руку в карман – не ладно!
Иван-малыш забрал из кармана деньги и убежал. Дорогою застигла его ночь. Недолго думая, он запрятался в лошадиную голову и сидит: труслив был. Шел той дорогою волк, учуял в голове запах человека и ну голову грызть. Видит малыш, что дело плохо, побоялся, как бы не попасться волку в зубы, изловчился да потихоньку и вспрыгнул волку в ухо, схватился за один волос да как крикнет во весь голос: «Тю-тю-тю!».
Волк подумал, что охотник, и давай Бог ноги по дороге. А Иван-малыш сидит на голове да знай на него тюкает. Бежал-бежал волк да и наскочил на разбойников, а те его и убили железными вилами.
Увидали разбойники Ивана-малыша и спрашивают:
– Скажи нам, что ты за человек есть и какая тебе честь?
– Да я из таких же, как и вы, а звать меня Иван-малыш.
– Эге, – говорят разбойники, – значит, нам сегодня ночью будет славный барыш. Не знаешь ли ты , Иван-малыш, кто здесь в ваших краях побогаче скотиной или овчиной?
– Как не знать, – говорит Иван-малыш, – живет здесь у нас недалеко один мужичок, так у него – вот какой косячок: сто меринов езжалых да сто в табуне хожалых. Одних кобылиц-маток – косой (число неопределенно большое – ред.) десяток. Косяк приметный, да не в том сила, а есть у того мужичка жеребчик заветный. Он-то всему глава, нелегка для вас будет на него облава. Никто тот косяк не стережет, не караулит, всю службу тот жеребчик несет: он и пасет, и на водопой гоняет, и от волка охраняет. Куда ни идет, всюду за собой косяк ведет. Вот если б нам изловчиться да увесть того жеребчика: все лошадки за его следом пошли бы живо. Вот это та была бы нажива. А за малое дело браться – не стоит и мараться.
Полюбились разбойничкам речи Ивана-малыша, и порешили они украсть жеребчика. Пошли, смотрят: недалече ходит тот косяк. Как к нему приступиться? Всяк жеребчика боится. Не знают разбойники, как тут быть.
Иван-малыш и говорит им: «Чтобы у нас не была времени трата, пошлите-ка сперва меньшого брата. Держитесь все покрепче вот за этот конец аркана, – этак дело у нас будет без изъяна. Я хоть мал, да зато удал, подкрадусь к тому жеребчику и накину ему на шею петлю. А когда вам тянуть аркан, так я знать дам».
Дал он им в руки один конец аркана, за другой сам взялся и на брюхе, словно муха, пополз к косяку на четвереньках. Добрался кое-как до жеребца, взлез по хвосту, как по мосту, к нему на спину и накинул аркан. Тут жеребец рванулся, аркан натянулся, и… у мужика не стало косяка. Так разбойники на аркане и утащили с собою жеребца, а за ним всех кобылиц-маток и жеребяток.
Добыли разбойники себе лошадей и говорят Ивану-малышу:
– У тебя, парень, славная ухватка! Хоть нас, товарищей, и больше десятка, да без твоей сноровки мы все огулом (то есть все вместе – ред.) так не были бы ловки. Есть теперь у нас лошадки, но скоро наступит зима-холод, для них – голод. Нет у нас ни сена, ни клока соломы, чем кормить их будем?
– Раздобудем, – говорит Иван-малыш. – Не сена аль соломы, овсеца добуду. Здесь неподалечку, на бугорочку, живет мужик не бедный – три амбара хлебных! В них сала немало и всего другого непустого. Готовьте телеги да мешки с парусами: дело уж у нас за усами. Как только туда прибудем, всего добудем.
Приехали разбойники к мужику овес воровать и остановились с телегами за амбаром. Сами они не были метки, и послали Ивана-малыша на разведки. Обошел малыш амбар со всех сторон, побывал под низом и наверху – нет нигде ни дыры, ни мышиной норы, чтоб можно было ему в амбар проскользнуть. Пошел к амбару, нащупал двери до замка – замок мудреный и весом ядреный (то есть большой, тяжелый, здесь в смысле крепкий, надежный – ред.). Как быть без отмычки (металлическое приспособление в виде крючка – ред.)? Ведь это не лычко – взял да и разорвал. Но Иван-малыш не унывал: он умудрился сквозь дыру пролезть и в замке очутился. Плечом, как ключом, нажал пружину и замок откинул. Вошел в амбар, отыскал в нем буравец (стальной стержень с поперечной деревянной ручкой и винтовым концом для проверчивания дыр – ред.), просверлил в стене дыру побольше, и зерно посыпалось разбойникам в мешки, не овес – овес уже не годится – сыпалась пшеница.
Добыли себе разбойники хлеба, сала вдоволь, отъехали от амбара подальше и говорят Ивану-малышу:
– Не знаешь ли ты, малыш, кто здесь поближе так богат, что деньгам не рад? Нужно бы нам добыть деньжонок на одежонку, на харч и приварок.
– Слышал, есть здесь мужичок богатый, – говорит Иван-малыш. – Да как деньги взять-то? Он носит их всегда при себе в кармане. Как бы перед вами не быть мне в обмане: дело-то трудненькое.
– Экий постреленок! Ростом ты – мышонок или вот букашка. Подберись к карману, цапни да и тягу. Уж тогда мы примем тебя за товарища в свою ватагу.
Ночью разбойники остались ждать, а Иван-малыш побежал в деревню к тому мужику, у которого было денег много. Подбежал к мужиковой хате, взобрался под окном на заваленку и слушает. Как раз в ту пору мужик говорит своей жене: «Слышь, жена, положи-ка мой капшук (кошелек для денег – ред.) на печку просушиться, а то я давно деньги не просушивал. Как бы от поту не сопрели».
Иван-малыш подслушал этот разговор, подбежал к дверям хаты и лег около порога, притворился мертвым и лежит – такой твердый. Вышла хозяйка зачем-то из хаты на двор и наступила ногой на Ивана-малыша. «Никак что-то мерзлое лежит», – подумала она, внесла в хату и в потемках бросила на печку.
Иван-малыш отыскал капшук, пощупал – туго! И притаился на печке. Слышит: хозяйка спит, а мужик лежит на нарах вверх брюхом да по пальцам деньги свои считает, сколько их у него в капшуке. Слушал-слушал Иван-малыш – в глазах у него зарябило: денег было с целую охапку! Юркнул он, взяв капшук, с печки под лавку и наступил коту на хвост. Кот как закричит. «Слышь, жена, – говорит мужик. – Выпусти проклятого кота на двор, а то он взял повадку: чуть не досмотрел – он под лавку». И баба вместе с котищем в потемках выпустила во двор и нашего парнища.
Увидали разбойники Ивана-малыша и спрашивают: «Ну что, малыш, как барыш?». Малыш показал добычу. «Обошел ты смело! Экой гаманище (огромный кошелек – ред.)! Думали, котище!» – заговорили разбойники в один голос. Вот подъехали разбойники к погосту, остановились и говорят: «Будем делить добычу по росту», а сами сговорились из всего богатства на долю малыша не дать ни шиша. Малыш поведал это и – цап весь капшук из их рук и убежал к себе на пашню. Забрал и здесь все деньги, что вытащил у барина из кармана, и со всею казной воротился домой.
С тех пор малышовы старики не стали хлебать и жевать ни ухи, ни требухи. Зажили, слава Богу! Ели сладко, спали мягко и за малышовыми плечами ничего не делали сами.
Записал заведующий Слепцовским двухклассным училищем Петр Семенов,
станица Слепцовская Владикавказского округа Терской области.
